МАСТЕРА ПО ИЗГОТОВЛЕНИЮ НАЦИОНАЛЬНЫХ МУЗЫКАЛЬНЫХ ИНСТРУМЕНТОВ В ТУРКМЕНИИ ВСЕГДА БЫЛИ В ПОЧЕТЕ

Дутар дословно означает «две струны». Несведущему человеку может показаться, что этот музыкальный инструмент бесхитростен до примитива: никакой вычурности, никаких художественных изысков и декоративных украшений. Однако внешняя простота кажущаяся. Строгость и стройность линий дутара доведена до высокого искусства. А каким мастерством надо обладать музыканту, чтобы с помощью всего двух струн передать мелодии своей души! Если вслушаться в звучание дутара, то можно ощутить жар горячего туркменского солнца, уловить многоголосье горных речек и плеск волн древнего Каспия-

Хазара, услышать крик птиц над безбрежной пустыней.
Дутар — неотъемлемая часть многовековой музыкальной культуры туркменского народа. Ни одно торжество, будь то сельская свадьба или государственный праздник, у туркмен не обходится без выступлений народных певцов — бахши. В их руках дутар умеет и смеяться, и плакать, передавая все оттенки чувств, заставляя очарованных слушателей переживать счастье и трагедии героев древних дестанов, задумываться над глубиной мысли выдающихся туркменских поэтов.

Во все века бахши пользовались в народе особым почетом и уважением. Их имена были на слуху, а жизнь обрастала легендами. Сами же бахши с величайшей заботой, трепетно относились к своему дутару. Дутар берегли как зеницу ока, хранили в специальных футлярах из мягкой материи и никогда никому не одалживали.

Заслуженную славу бахши по праву могут разделить уста — мастера по изготовлению дутаров. Их работа ценилась. За хороший музыкальный инструмент давали коня. А ремесло дутарных дел мастеров передавалось по наследству. Секреты переходили из рук в руки, от отца к сыну, из поколения в поколение. Но в минувшем веке эта цепочка грозила прерваться. В 1960-х в Туркмении осталось не более трех-четырех уста…

Известный на всю республику мастер Гара Ковушев надежду возлагал на младшего сына Назаргули. Все свободное время он проводил рядом с отцом, неотрывно наблюдая, как терпеливо и осторожно тот обрабатывает куски дерева, из которых постепенно рождается дутар. Случалось, мальчик и засыпал прямо в мастерской, подложив под голову заготовку. Отец давал сыну несложные задания, исподволь приучая к секретам ремесла. Делал это ненавязчиво, понимая, что заставлять учиться через силу — значит отбить охоту к творчеству. Дутар создается руками, но руки должны слушаться сердца. Не вложишь в работу душу — получится халтура.

Свой первый дутар Назаргули самостоятельно смастерил в четырнадцать лет. Отец внимательно осмотрел инструмент со всех сторон, провел ладонью по корпусу, сыграл несколько мелодий, улыбнулся: «Есть небольшие погрешности, но для первого раза очень даже неплохо».

С тех пор Назаргули стал работать вместе с отцом. Постепенно пришло мастерство, и уже трудно было различить, какой из инструментов сделан отцом, а какой сыном. Все они были сработаны на совесть.
Через несколько лет, когда Назаргули вошел, что называется, в мужскую пору, отец построил для него небольшой дом, дал на первое время мешок муки, кое-какие продукты и сказал: «Теперь зарабатывай на жизнь сам. Профессия у тебя есть, не пропадешь».

И вот уже более тридцати лет Назаргули начинает свой день с того, что раскладывает на кошме инструменты, заготовки и начинает подгонять одну деталь к другой.
— Чтобы сделать хороший дутар, нужно, прежде всего, хорошее дерево. Лучше всего подходит тутовник. Он легкий, прочный, с красивой текстурой и прекрасными резонансными способностями, — учит уста.
Назаргули взял одну из заготовок, постучал по ней костяшками пальцев — звук получился сочный, громкий.

— Ни одно другое дерево не дает такого неповторимого звона. При этом большое значение имеет возраст. Тутовнику должно быть не меньше пятидесяти лет. Как мудреет с годами человек, так и дерево со временем становится крепче, красивее, благороднее.
Мастер рассказывает, что заготавливать основу для будущего инструмента лучше всего осенью, когда закончился листопад. Дерево подсыхает, древесная смола становится белой и равномерно растекается по всей ткани тутовника.

— Нарезав по размеру чурбаки, я закапываю их в землю, где они должны пролежать примерно год, чтобы дойти до кондиции, пропитаться соками земли, — продолжает Назаргули. — Если же приступить к работе с материалом сразу, то впоследствии это приведет к деформации дутара и искажению звучания. Когда приходит срок, достаю чурбаки, делаю из них заготовки, даю им просохнуть, и только потом начинается сборка инструмента.

В дутарах Назаргули нет покупных деталей. За исключением разве что струн. Но даже металлические колки, на которые они натягиваются, мастер предпочитает отливать сам. Часть инструментов, которыми работает уста, тоже самодельные. Подгонка деталей требует аккуратности и точного расчета. Толщина корпуса и крышки дутара не должна превышать определенного размера, иначе не будет нужного звучания. Между тем из измерительных приборов Назаргули использует только простую линейку. В остальном полагается на точность глаза. Опытные руки, выдалбливая острой как бритва тяпочкой похожий на половинку дыни корпус дутара, привычно отхватывают ровно столько щепы, сколько нужно.
Ни больше, ни меньше.

Я обратил внимание, что некоторые дутары, разложенные перед нами на кошме во дворе дома Назаргули, отличаются от остальных более темным цветом.
— Это от возраста, — поясняет мастер. — Вот этим, почти черным, больше семидесяти лет. Туркменские уста традиционно не пользуются ни красителями, ни лаком. Они не делают звучание дутара лучше. Да и незачем попусту украшать то, что красиво само по себе. Все должно быть естественным, натуральным, как сама жизнь. С годами дутар меняется. Подобно человеку. С той лишь разницей, что людей время выбеливает сединой, а дутары — темнеют.

После того как все деревянные части пригнаны друг к другу, остается последняя, но не менее ответственная операция — прилаживание струн. Затем начинается проверка звучания. Если оно мастера не устраивает, он снимает верхнюю крышку и шлифует ее миниатюрным рубаночком. Миллиметр за миллиметром. До тех пор, пока дутар не издаст звуки нужной высоты и чистоты. Чтобы добиться этого, уста должен не только обладать исключительным музыкальным слухом, но и быть отменным музыкантом. Таким музыкантом был отец Назаргули, таким стал и он сам.

За долгие годы работы Назаргули сделал немало дутаров. Их заказывают известные ашхабадские музыканты, бахши из других регионов страны. Интересуюсь: не было ли случая, чтобы его инструмент возвращали на переделку?
— Нет, такого позора я никогда не испытывал и думаю, что не доживу до этого, — отвечает мастер.
Хотя ремонтировать дутары Назаргули приходится. Те, что были произведены поточным методом, как веники. Одно время в Туркменистане существовали артели по изготовлению дутаров. Сколько-то там наштамповать успели, однако успехом эти инструменты не пользуются. Настоящий дутар не любит суеты, его рождение – исключительно ручная, штучная работа. Иной раз приносят на переделку и «детей моды» – электродутары, просят убрать из них всю электроначинку и вернуть в первоначальное состояние. Видимо, не желает дутар звучать под током.

Казалось бы, все дутары похожи друг на друга, как близнецы. Однако профессионал узнает свой инструмент из тысячи подобных, ведь у каждого уста свой почерк. Туркменские мастера никогда не ставили на своих изделиях личное клеймо или другой отличительный знак. Зачем, если по звучанию инструмента, по добротности работы бахши без труда может определить, кем создан дутар.
У Назаргули Ходжамгулиева два сына — Ходжамурад и Сахатгурбан. Интересуюсь, кому из них он думает передать секреты профессии?
— Мальчики помогают мне с ранних лет, знают весь процесс работы, но, думаю, что семейную традицию продолжит младший – Сахатгурбан. Наблюдая, как он относится к делу, как старается, вникает во все детали, я вижу себя в детстве, — говорит Назаргули. — Интерес к искусству бахши в Туркмении никогда не пропадал, а сейчас он и вовсе на подъеме, развитию народного творчества в стране уделяется большое внимание. Так что без работы парень не останется, уверен.